Студия художников- портретистов

Жизнь Леонардо да Винчи, живописца и скульптора флорентийского

Продолжение

Пока занимался этим произведением, он предложил герцогу сделать бронзового коня необычайной величины, чтобы увековечить память герцога Франческо, и начал его в таких огромных размерах и повел дело так, что не смог никогда довести его до конца. Кое-кто высказывал мнение (ибо часто и обычно суждения людей исполнены хитрой зависти), что Леонардо тут, как и в других своих работах, нарочно начал так, чтобы не кончить; ибо при столь громадной »сличине должны были возникнуть неодолимые трудности в отливке из одного куска; в этом отношении можно поверить, что у многих действительно сложилось Подобное мнение, ибо многие из его произведений не доведены до конца. На самом же деле следует иметь в виду, что его воавышсннсишаи и «-ивсршсннсишая душа, ставившая себе слишком большие цели, наталкивалась на препятствия и что причиной тому являлось его стремление искать в совершенстве еще большего совершенства и в качественности еще большей качественности; таким образом творению мешало желание, как говорит наш Петрарка. И действительно, те, кто видел сделанную Леонардо из глины модель огромных размеров, говорят, что никогда еще не видели они произведения более прекрасного и более могущественного. Модель существовала до той поры, когда Милан заняли французы, предводительствуемые Людовиком, королем Франции, и разрушили ее26. Точно так же погибла и небольшая модель из воска, которая почиталась совершенством, равно как книга по анатомии лошади27, написанная им для своих занятий. Позднее он приступил, но с еще большим усердием, к анатомии человека, при помощи и содействии в этом деле Маркантонио делла Торро, превосходного философа, I который читал тогда лекции в Павии и писал о данном предмете. Он, насколько я слышал, был одним из первых, кто стал освещать положения медицины учением 1алена и озарил истинным светом анатомию. И в этом отношении он чудесно использовал гений, труд и руку Леонардо, составившего книгу с рисунками сангиной и чертежами пером, в которых он собственноручно с величайшей тщательностью дал в перспективных сокращениях и изображениях все костные части, а к ним присоединил потом по порядку все нервы и покрыл их мускулами: первые—скрепленные с костями, вторые—служащие опорными точками, третьи—управляющие движениями. И над каждой частью он написал неразборчивым почерком буквы, сделанные левой рукой в обратном виде таким образом, что тот, у кого нет навыка, не сможет их разобрать, ибо прочесть их можно только при помощи зеркала28. Большая часть этих рукописей об анатомии человека находится в руках мессера Франческо да Мельцо29, миланского дворянина, который во времена Леонардо был прекраснейшим отроком, очень им любимым, так же как ныне он—прекрасный, благородный старец, дорожащий этими бумагами и хранящий их как реликвию вместе с портретом божественной памяти Леонардо; тому, кто читает означенные рукописи, кажется немыслимым, чтобы этот божественный дух так прекрасно рассуждал об искусстве и о мускулах, нервах и сосудах, причем обо всем этом с такой обстоятельностью. Точно так же некоторые рукописи Леонардо находятся в руках...30 миланского живописца, все написанные почерком справа налево и являющиеся рассуждениями о живописи и способах рисовать и писать красками31. Помянутый живописец недавно приезжал во Флоренцию повидаться со мной, желая напечатать этот труд, и повез рукописи в Рим для осуществления издания. Что, однако, из этого получилось, мне неведомо.

Возвращаясь к произведениям Леонардо, скажу, что в это время прибыл в Милан французский король32. В связи с этим дано было Леонардо поручение изготовить какую-нибудь диковинную вещь, и он соорудил льва, который мог делать несколько шагов, после чего у него раскрывалась грудь и являла внутренность, наполненную лилиями. В Милане же принял он на воспитание миланца Салаи33, отличавшегося величайшей привлекательностью и красотой и обладавшего прекрасными кудрями, пышными и вьющимися, которыми Леонардо всегда любовался. Он обучил его многим областям искусства, причем некоторые произведения, которые слывут в Милане работами Салаи, были исправлены Леонардо34.

Вернувшись во Флоренцию, он узнал, что монахи сервиты поручили Филиппино изготовить большой алтарный образ для церкви Нунциаты; в связи с этим Леонардо довел до их сведения, что он сам охотно выполнил бы подобную работу. Когда Филиппино узнал об этом, то как человек обязательный он отказался от заказа; тогда монахи решили, чтобы за эту живопись принялся Леонардо, и дали ему у себя помещение, предоставив содержание как ему самому, так и всей его семье35. Это продолжалось много времени, однако к работе он так и не приступил. Наконец сделал он картон с изображением Мадонны, св. Анны и Христа36, который не только поверг в изумление всех художников, но, будучи окончен, привлекал в течение двух ночей в комнату на осмотр мужчин и женщин, молодых и стариков, словно на какое-то торжественное празднество. Это было вызвано желанием взглянуть на чудеса Леонардо, которые совершенно ошеломили весь этот народ. В лике Мадонны было явлено все то простое и прекрасное, что может дать прелесть простоте и красоте Богоматери; ибо Леонардо хотел показать ту скромность и то смирение, которыми полна девственница, исполненная радости при виде красоты сына своего, которого она с нежностью держит на коленях, в то время как пречистый взгляд замечает маленького св. Иоанна, приближающегося, играя с ягненком, к св. Анне, которая в веселии глядит, как ее земное потомство стало небесным,—замысел, поистине достойный ума и гения Леонардо; картон этот, как будет сказано ниже37, был отправлен позднее во Францию. Сделал Леонардо и портрет Джиневры, супруги Америго Бенчи,—прекраснейшую вещь38; работу же у монахов он прекратил, и они передали ее снова Филиппино, который, однако, не успел ее закончить, застигнутый смертью39. Взялся Леонардо выполнить для Франческо дель Джоконде портрет моны Лизы, жены его, и, потрудившись над ним четыре года, оставил его недовершенным. Это произведение находится ныне у французского короля в Фонтенбло. Это изображение всякому, кто хотел бы видеть, до какой степени искусство может подражать природе, дает возможность постичь это наилегчайшим образом, ибо в этом произведении воспроизведены все мельчайшие подробности, какие только может передать тонкость живописи. Поэтому глаза имеют тот блеск и ту влажность, какие обычно видны у живого человека, а вокруг них переданы все те красноватые отсветы и волоски, которые поддаются изображению лишь при йеличайшей тонкости мастерства. Ресницы, сделанные наподобие того, как действительно растут на теле волосы, где гуще, а где реже, и расположенные соответственно порам кожи, не могли бы быть изображены с большей естественностью. Нос со своими прелестными отверстиями, розоватыми и нежными, кажется живым. гот, слегка приоткрытый, с краями, соединенными алостью губ, с телесностью гвоего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи при внимательном взгляде можно видеть биение пульса. И поистине можно сказать, что это произведение было написано так, что повергает в смятение и страх любого самонадеянного художника, кто бы он ни был. Между прочим Леонардо прибег к следующему приему: так как мона Лиза была очень красива, то во время писания портрета он держал людей, которые играли на лире или пели, и тут постоянно были шуты, поддерживавшие в ней веселость и удалявшие меланхолию, которую обычно сообщает живопись выполняемым портретам. У Леонардо же в этом произведении улыбка дана столь приятной, что кажется, будто ты созерцаешь скорее божественное, нежели человеческое существо; самый же портрет почитается произведением необычайным, ибо и сама жизнь не могла бы быть иною40.

Благодаря совершенству произведений этого божественного мастера слава его возросла до такой степени, что все, кто ценил искусство, и даже весь город, пожелали, чтобы он оставил память о себе, и поэтому рассудили заказать ему какое-либо выдающееся и большое произведение, дабы украсить им публичное место и почтить его тем изяществом, гением и вкусом, какие столь проявляют себя в вещах Леонардо. Гонфалоньер41 и знатные граждане были заняты окончанием новой стройки большой залы Совета, архитектура которой была установлена соответственно замыслу и плану его самого, Джулиано да Сан Галло, Симоне Поллайоло, по прозванию Кронака, Микеланджело Буонарроти и Баччо д'Аньоло (как о том будет подробнее сообщено в своем месте); и когда это с большой быстротой было приведено к концу, то общественным декретом было постановлено, что Леонардо поручается написать какую-либо прекрасную вещь; в соответствии с этим Пьеро Содерини, бывший тогда гонфалоньером правосудия, предоставил ему названную залу. Для выполнения этого поручения Леонардо начал в зале папы, в Санта Мария Новелла, картон с историей Никколо Пиччинино, военачальника герцога Миланского Филиппе, где он изобразил группу всадников, бьющихся из-за знамени,—вещь, признанную превосходнейшей и в высокой степени мастерской из-за удивительнейших замыслов, которые он применил при изображении этого смятения. Ибо в нем выражены ярость, ненависть и мстительность у людей столь же сильно, как у коней; в частности две лошади, переплетясь передними ногами, бьются зубами так, как бьются из-за знамени сидящие на них всадники; при этом один из солдат, стиснув знамя руками и налегши плечами, понукает лошадь к галопу и, обернувшись лицом назад, прижимает к себе древко знамени, чтобы силой вырвать его из рук остальных четырех; а из тех—двое защищают его, ухвативши одной рукой, а другой, подняв меч и пытаясь перерубить древко, причем один старый солдат, в красном берете, вопя, вцепился одной рукой в древко, а другой, замахнувшись кривой саблей, наносит крепко удар, чтобы перерубить руки тем обоим, которые, скрежеща зубами, пытаются горделивым движением защитить свое знамя. А на земле, между ногами коней, две взятые в ракурсе фигуры бьются между собой, причем один лежит плашмя, а другой солдат, над ним, подняв как можно выше Руку, заносит с величайшей силой над его горлом кинжал, тогда как лежащий, отбиваясь ногами и руками, делает все возможное, чтобы избежать смерти. Нельзя передать, какими разнообразными нарисовал Леонардо одежды солдат, равно как их шлемы и другие украшения, не говоря уже о невероятном мастерстве какое он обнаружил в формах начертания лошадей, крепость мускулов которых и красоту стати Леонардо умел передавал лучше, нежели кто-либо. Рассказывают, что для выполнения этого картона он построил искусственное сооружение, которое, сжимаясь, поднимало его, а расширяясь, спускало. Задумав писать по стене масляными красками, составил он для подготовки стены смесь однако такого грубого состава, что когда он принялся за живопись в упомянутом зале, то стала она отсыревать, и вскоре он прекратил работу, видя, что она портится42.

Леонардо обладал возвышенной душой и в каждом своем поступке был отменно благороден. Рассказывают, что когда он пришел как-то в казначейство за месячным содержанием, получаемым от Пьеро Содерини, то казначей хотел выдать ему несколько свертков с подушками: он, однако, не пожелал принять их, заявив: я не копеечный художник. Когда его обвинили в нарушении условий и Пьеро Содерини выразил неудовольствие, Леонардо с помощью друзей своих сделал так, что собрал деньги и отнес их для возвращения. Однако Пьеро не захотел принять их.

При восшествии папы Льва он отправился в Рим43 с герцогом Джулиано Медичи, питавшим большое пристрастие к делам философии и особенно к алхимии. Там, изготовив особенную восковую массу, он делал из нее, во время прогулок, тончайших, наполненных воздухом животных, которых он заставлял, надувая, взлетать наверх; когда же воздух выходил из них, они падали на землю. Одной ящерице чрезвычайно странного вида, найденной садовником Бельведера, он нацепил крылья, сделанные из кожи, содранной им с других ящериц, наполненные ртутью и трепетавшие, когда ящерицы двигались; кроме того, он приделал ей глаза, рога и бороду, приручил ее и держал в коробке; все друзья, которым он ее показывал, от страха пускались наутек. Часто приказывал он очищать от жира и пищи кишки крутенца и доводил их до такой тонкости, что их можно было уместить на ладони. А в другой комнате он поставил кузнечный мех, к которому прикрепил один конец помянутых кишок и надувал их до такой степени, что наполнял всю комнату, а она была огромная, так что тот, кто в ней находился, вынужден был забиваться в угол. Тем самым показывал он, что прозрачные и наполненные воздухом кишки, занимавшие вначале мало места, в конце концов стали занимать много, и сравнивал это с людским дарованием. Он осуществлял бесконечное количество такого рода измышлений и делал опыты с зеркалами и применял причудливейшие способы, изготовляя масляные краски для живописи и лаки для сохранения сделанных произведений. В это время сделал он мессеру Бальдассари Турини из Пеший, управителю папской канцелярии, небольшую картину, изображающую Мадонну с младенцем на руках, исполненную с бесконечной тщательностью и искусством. Однако по вине ля того, кто ее загрунтовал, или из-за собственных его сложнейших смесей, грунтов и лаков, эта картина весьма ныне попорчена. На другой небольшой картине написал он ребенка поразительной красоты и изящества. Оба эти произведения ныне находятся в Пеший, у мессера Джулио Турини44. Рассказывают, что, получив однажды заказ от папы, он принялся тотчас же растирать масла и травы для лака. По этому поводу папой Львом было сказано: «Увы, никогда ничего не сделает тот, кто начинает думать о конце работы, еще не начав ее»,. Существовала величайшая распря между ним и Микеланджело Буонарроти45; из-за этой ревности Микеланджело с соизволения герцога Джулиано покинул Флоренцию, призванный папой для работы над фасадом Сан Лоренцо. Леонардо же, узнав об этом, уехал тоже и направился во Францию46, где король, обладавший несколькими его произведениями, выказал ему много благоволения и пожелал, чтобы он покрыл красками картон со св. Анной, но он по своему обыкновению долгое время отделывался словами 47. Под конец он состарился и много месяцев пролежал больным. И вот, узрев себя близким к смерти, принялся он прилежно изучать установления католичества и нашей благой и святой христианской веры и затем с обильными слезами исповедался и покаялся и, хоть не в силах был стоять на ногах, все же, поддерживаемый под руки друзьями и челядью, пожелал принять святое причастие вне постели. В это время прибыл король, который имел обыкновение часто и милостиво его навещать; из почтения к королю он, выпрямившись, сел на постели и стал рассказывать о своей болезни и о ее течении и при этом высказал, что он много согрешил против Бога и людей тем, что работал в искусстве не так, как подобало. Тут приключился с ним припадок, провозвестник смерти. Тогда король, поднявшись, взял его голову в свои руки, чтобы помочь ему и выказать свое благоволение и облегчить ему страдания; и его божественнейшая душа, сознавая, что большей чести удостоиться она не может, отлетела в объятиях помянутого короля на семьдесят пятом году его жизни 48.

Кончина Леонардо опечалила свыше меры всех, кто его знал, ибо никогда еще не бывало человека, который бы воздал такую честь живописи. Блистательностью своей наружности, являвшей высшую красоту, он возвращал ясность каждой опечаленной душе, а словами своими он мог заставить любое упрямство сказать «да» или «нет». Своей силой он смирял любую неистовую ярость, и правой рукой гнул он стенное железное кольцо или подкову, как свинец. С равной доброжелательностью принимал он и выказывал внимание любому другу, будь тот богат или беден, лишь бы обладал он дарованием и доблестью. Он украшал и возвышал каждым своим действием любое смиренное и убогое жилище. Потому-то для Флоренции было поистине величайшим даром рождение Леонардо и бесконечной потерей—его смерть.

В искусстве живописи он сообщил технике масляных красок некоторую глубину, что позволило современным художникам давать большую силу и рельефность своим фигурам. А в скульптуре создал он образцы в трех бронзовых фигурах, которые находятся над северными вратами Сан Лоренцо, и хотя выполнены Джован Франческо Рустичи, однако сделаны по замыслам Леонардо49; по своим очертаниям и совершенству мастерства они являются наилучшим литьем, какое только видано было по сей день. Леонардо оставил нам анатомию лошади и еще более совершенную анатомию человека. Потому-то это столь щедрое и божественное его дарование, несмотря даже на то что на словах он сделал много больше, чем на деле, не дает никогда угаснуть его имени и его славе. Вот почему и сказано было мессером Джован Баттиста Строцци в его честь следующее:

Так сам-один сей может побеждать Всех прочих—Фидия и Апеллеса И им вослед явившуюся рать.

Учеником Леонардо был Джованантонио Больтраффио50 из Милана, человек очень живой и смышленый, который в 1500 году написал в церкви Милосердия возле Болоньи с величайшей тщательностью масляными красками на дереве Мадонну с младенцем на руках, св. Иоанном Крестителем, обнаженным св. Себастьяном и коленопреклоненным заказчиком, писанным с натуры,—произведение поистине прекрасное. На нем-то и написал он свое имя и то, что он был учеником Леонардо. Сделал он и другие вещи как в Милане, так и в иных местах-однако здесь достаточно упомянуть ту вышеназванную, являющуюся наилучшей. Таким же учеником был и Марко Джони51, который в Санта Мария делла Паче написал «Успение Богоматери» и «Брак в Кане Галилейской».

Примечания к этой статье смотрите ЗДЕСЬ.